If you do not see ALL the photos - use "Refresh"
Recommend:
HomeBuild income through content!
Quick Tour Slide Show
The definitive work on
making any site SELL!
Turn knowledge into income
- sell your brain on the Net.
Price with complete confidence
and double your Net profits.
Want to sell MORE?
Become an e-persuader.
An e-biz in every closet...
Get into Auction Action!
Become a partner!
Get Free 5-day courses.
Get Free trial.
Take part in sweepstakes!
Download FREE books!
3 Most USABLE e-commerce e-zines.
News
Banners
Services
Support Israel!
Make a Home!
Add to Favorites!
Russian version (Pycck)
Exodus
To fill the white space I present you something to read in Russian
Глава 12У Ааге и Меты Ханзен был чудесный домик в окрестностях Аалборга. Этот дом был словно создан для маленькой девочки, так как у них не было своих детей. Ханзены были значительно старше Клементов: Ааге начинал уже седеть, а Мета была далеко не такой красивой, как Мирьям; но все равно Карен чувствовала себя у них хорошо и уютно с той самой минуты, как они понесли ее, полусонную, в свою машину.
Поездка в Данию представлялась ей как злой кошмар. Она помнила только душераздирающий плач детей вокруг себя; все остальное утопало во мраке: как они встали в ряд, как им прикрепили какие-то бумажки на груди, чужие лица, чужой язык. Затем - залы ожидания, автобусы, новые бумажки.
Наконец ее повели одну в какую-то комнату, где с нетерпением ждали Ааге и Мета Ханзен. Ааге опустился на колени, поднял ее и понес к машине, а Мета держала ее всю дорогу до Аалборга на коленях, поглаживала ее и ласково что-то говорила, и Карен поняла, что теперь она в безопасности.
Ааге и Мета выжидательно остановились у дверей заранее приготовленной комнаты, куда Карен только что вошла на цыпочках. В комнате было множество кукол, игрушек, книг, платьев и вообще все, о чем только может мечтать маленькая девочка. Вдруг Карен увидела на кровати маленькую лохматую собачку. Она опустилась на колени, поласкала ее, и собачка лизнула ее в лицо: она почувствовала ее мокрую мордочку у себя на щеке. Она обернулась и улыбнулась Ханзенам, те улыбнулись тоже.
Первые несколько ночей без папы и мамы были ужасны. Она сама удивлялась, как сильно она скучала по своему брату Гансу. Она едва дотрагивалась до пищи и больше сидела молча в своей комнате с собачкой, которую она назвала тоже Максимилианом. Мета Ханзен понимала. Ночью она ложилась с ней рядом, держала ее за ручку и гладила ее, пока девочка не переставала всхлипывать и засыпала.
Всю последовавшую затем неделю не прекращался поток гостей. Они приносили подарки, устраивали целую возню вокруг Карен и разговаривали с нею на языке, которого она еще не научилась понимать. Ханзены ужасно гордились, и Карен делала все, что было в ее силах, чтобы угодить всем. Еще через несколько дней она впервые осмелилась выйти на улицу.
Карен очень привязалась к Ааге Ханзену. Он курил такую же трубку, как и ее папа, и любил прогулки. Аалборг был интересный город. Там тоже была река, как и в Кельне, только называлась она Лимфьорден. Господин Ханзен был юрист по профессии и очень важное лицо; казалось, все в городе знают его. Конечно, не такое важное, как ее отец... но таких вообще мало.
- Ну, Карен, ты прожила у нас уже почти три недели, - сказал однажды вечером Ааге. - Нам хотелось бы поговорить с тобой об одном очень важном деле.
Он сложил руки за спиной, заходил по комнате взад и вперед и говорил с нею так просто, что она все поняла. Он рассказал ей, что в Германии происходит много нехороших вещей, и ее папа и мама думают, что было бы лучше, если она останется некоторое время у них в Аалборге. Он понимает, сказал Ааге Ханзен, что они никогда не смогут заменить ей папу и маму, но так как бог не дал им детей, то они будут очень рады держать ее у себя и они бы очень хотели, чтобы и она была счастлива тоже.
Да, Карен поняла все очень хорошо. Она сказала Ааге с Метой, что она с удовольствием останется пока у них.
- И вот еще что, дорогая. Уж раз мы одолжили тебя у твоих родителей на некоторое время, и так как мы очень тебя любим, то не согласна ли ты одолжить у нас наше имя?
Карен задумалась. Ей показалось, что Ааге сказал ей не все. Его вопрос звучал так неестественно, по-взрослому, точно так, как разговаривали папа с мамой за закрытыми дверьми. Все же она кивнула и сказала, что она и на это согласна.
- Вот и прекрасно! Значит, ты теперь Карен Ханзен, хорошо?
Они взяли ее за руки, как всегда, повели ее в ее комнату и включили настольную лампу. Ааге еще поиграл с нею немножко, пощекотал ее, Максимилиан тоже вскочил на кровать; она смеялась до колик в животе. Затем она полезла под одеяло и помолилась.
- Благослови, господи, маму и папу, и Ганса, и моего нового братика, и всех моих дядей и теток, двоюродных братьев и сестер... благослови, господи, Ханзенов - они такие хорошие - и благослови обоих Максимилианов.
- Я сейчас посижу с тобой еще, - сказала Мета.
- Спасибо. Но сидеть со мной не нужно. Максимилиан посидит.
- Тогда спокойной ночи, дорогая.
- Ааге!
-Да?
- Датчане тоже не любят евреев?
Дорогой доктор и дорогая госпожа Клемент! Неужели прошло уже шесть недель с тех пор как Карен у нас? Какой это исключительный ребенок! Ее учитель говорит, что она и в школе занимается прекрасно. Просто поразительно, с какой легкостью она усваивает датский. Я думаю, это потому, что она проводит много времени со сверстниками. У нее уже целая куча подруг.
Зубной врач посоветовал нам удалить у нее зуб, чтобы легче вырос новый. Пустяковое дело. Мы хотим, чтобы она брала уроки музыки. Мы еще напишем вам об этом обстоятельнее.
Каждый вечер в своих молитвах...
К письму была приложена записка также и от Карен, написанная печатными буквами:
Дорогие мама, папа, Ганс, Максимилиан и мой новый братик: у меня нет слов, чтобы сказать Вам, как я соскучилась по всем".
Зимой Лимфьорден покрывается льдом, и можно кататься на коньках. Можно делать бабу, строить снежные дворцы, кататься на санках, а потом сидеть вечером у камина, пока Ааге натрет тебе до красна замерзшие ноги.
Но зима прошла, Лимфьорден опять оттаял, все зазеленело и расцвело. Настало лето, они все поехали в Блохус к морю, и однажды они покатались все на парусной лодке, забравшись чуть ли не на сотню миль в море.
Жизнь у Ханзенов была разнообразная и полная событий. У нее был кружок "наилучших" подруг, и ей нравилось ходить с Метой на рыбный базар, где так хорошо пахло, или стоять рядом на кухне и учиться печь пироги. Мета была мастерицей на все руки: она и шить умела, и уроки помогала готовить, и с такой любовью ходила за нею, когда она схватывала, бывало, грипп или ангину.
Ааге всегда улыбается и всегда готов взять ее на руки, он почти такой же добрый и умный, как папа. Ааге мог быть и ужасно строгим, когда обстоятельства этого требовали.
Однажды Ааге попросил Мету к себе в кабинет, когда у Карен был как раз урок танцев. Он был бледный и взволнованный.
- Мне только что сообщили из Красного Креста, - сказал он жене. - Они все исчезли. Бесследно. Вся семья. Я все перепробовал. Ничего нельзя узнать, что там делается.
- Ты думаешь, Ааге?..
- Что тут думать? Их всех отправили в концлагерь... если не еще хуже.
- О, господи!
Они так и не смогли заставить себя сказать Карен, что вся ее родня исчезла. Карен что-то заподозрила, когда не стало писем из Германии, но она слишком боялась задавать вопросы. Она любила Ханзенов и во всем доверяла им. Инстинкт подсказывал ей, что коли они сами не вспоминают про ее семью, то у них есть на это причины.
Кроме того, с нею происходило что-то странное. Карен, конечно, очень скучала по родным, но образ папы и мамы как-то все более и более расплывался. Когда восьмилетний ребенок оставляет своих родителей, вспоминать становится все труднее и труднее. Иногда Карен хотелось плакать от того, что она помнит своих родителей так смутно.
Спустя год она только с трудом могла представить себе то время, когда она не была Карен Ханзен и датчанкой.
РОЖДЕСТВО 1939 ГОДА
В Европе шла война, и прошел год с тех пор, как Карен приехала к Ханзенам. Она пела своим звонким как колокольчик голосом рождественский гимн, а Мета аккомпанировала ей на рояле. После песен Карен подошла к шкафу в своей комнате, где она спрятала рождественский подарок, который она собственными руками изготовила в школе. Она гордо поднесла им пакет, на котором печатными буквами было написано: МАМЕ И ПАПЕ ОТ ДОЧЕРИ КАРЕН.
8-ое АПРЕЛЯ 1940
Стояла предательская ночь. Сквозь утренний туман до датских границ доносился гулкий топот солдатских сапог. На рассвете по затянутым туманом каналам поплыли баржа за баржей, набитые солдатами в серых касках. Немецкая армия бесшумно и с точностью робота пересекла границы и растеклась вдоль и поперек по всей Дании.
9-ое АПРЕЛЯ 1940
Люди в растерянности наводняют улицы. "Говорит датское радио. Сегодня в 4.15 немецкие вооруженные силы перешли наши границы в районе Сэда и Крусса!".
Ошеломленные молниеносной оккупацией датчане прильнули к радиоприемникам в ожидании того, что скажет король Христиан. Затем пришло сообщение: Дания капитулировала без единого выстрела в свою защиту. Падение Польши научило датчан, что всякое сопротивление бесполезно.
Мета Ханзен забрала Карен из школы и приготовилась бежать в Борнхолм или на какой-нибудь отдаленный остров. Ааге успокоил ее и уговорил остаться и подождать. Пройдут недели, даже месяцы, прежде чем немцам удастся наладить свою администрацию.
Вид свастики и немецких солдат поднял в душе Карен волну воспоминаний; вместе с ними явился страх. Все ходили растерянные в эти первые недели, один Ааге сохранял спокойствие.
Немецкие оккупационные власти обещали поначалу золотые горы. Датчане, говорили они, такие же арийцы, как и сами немцы. Они, дескать, рассматривают датчан, как своих младших братьев, и главная цель оккупации - это защита датчан от большевиков. Дания, говорили они, сможет самостоятельно распоряжаться внутренними делами страны, ей предназначено стать "образцовым протекторатом". Таким образом, после того как первое волнение улеглось, наступили опять более или менее нормальные дни.
Король Христиан, пользовавшийся всеобщей любовью, возобновил свои ежедневные прогулки верхом из копенгагенского дворца Амалиенборг. Он бесстрашно ездил по улицам, и народ следовал его примеру. Пассивное сопротивление стало лозунгом дня.
Ааге оказался прав. Карен вернулась в школу и к урокам танцев, и жизнь в Аалборге вошла в прежнюю колею, словно ничего не случилось.
Наступил 1941 год. Восемь месяцев немецкой оккупации. С каждым днем становилось яснее, что напряжение между немцами и населением их "образцового протектората" все растет. Король Христиан беспрестанно раздражал немцев тем, что он их совершенно игнорировал. Датчане тоже старались игнорировать их, а то, еще хуже, издевались над их мероприятиями и смеялись над прокламациями. Чем больше датчане смеялись, тем немцы становились злее.
Если у датчан и были какие-то иллюзии в первые дни немецкой оккупации, то вскоре они рассеялись все до единой. Датские машины, датское продовольствие и датское стратегическое положение, все это занимало важное место в немецких военных планах. Дания должна была стать новым винтиком в немецкой военной машине. Имея пред глазами пример своих соседей, норвежцев, датчане организовали к средине 1941 года небольшое, но сильное движение сопротивления.
Доктор Вернер Бест, немецкий губернатор Дании, склонялся к умеренной политике по отношению к "образцовому протекторату", при условии, что датчане будут вести себя хорошо. Меры против датчан были мягкими по сравнению с мерами против народов других оккупированных стран. Тем не менее, подполье неуклонно росло. Хотя бойцы Сопротивления не могли и думать о том, чтобы совершать нападения на немецкие воинские части или организовать всеобщее восстание, они все же нашли способ, чтобы мстить немцам, а именно - саботаж.
Доктор Вернер Бест не ударился в панику. Он спокойно начал организовывать коллаборационистов среди датчан, надеясь противодействовать этим новой угрозе. Организованная немцами ГИПО (вспомогательная полиция) превратилась в банду датских террористов, которую бросали на карательные операции против собственного народа. За каждым актом саботажа следовала карательная экспедиция.
Проходили месяцы и годы немецкой оккупации. Карен Ханзен справила свой 11-ый и 12-ый день рождения в провинциальном городке Аалборге, где жизнь протекала почти нормально. Сообщения об актах саботажа и редкие перестрелки вызывали лишь кратковременное волнение.
Карен постепенно становилась женщиной. Она испытывала первые радости и горести, сопровождающие чувство любви не к родителям или к подругам, а к мужчине. Избранником Карен был Могенс Сорензен, лучший футболист школьной команды, и она стала предметом зависти всех остальных девушек.
Ее незаурядные хореографические способности побудили ее учителя настаивать перед Метой и Ааге, чтобы они попытались устроить ее в копенгагенский королевский балет. Она одаренная девушка, говорил учитель, и ее танец выразителен не по годам.
В начале 1943 года Ханзены начали все более и более тревожиться. Датское движение сопротивления установило связь с генштабом союзных войск и передавало туда важнейшие сведения о расположении военных заводов и складов на территории Дании. Не ограничиваясь этим, бойцы сопротивления помогали бомбардировщикам британской королевской авиации при налетах на эти объекты.
Полиция и другие продавшиеся немцам террористы приступили к широким карательным мерам. По мере усиления этой деятельности Ааге начал задумываться все чаще и чаще. Происхождение Карен было известно всем в Аалборге. Хотя никаких мер против датских евреев еще не принимали, но это могло случиться со дня на день. Он не сомневался, что полицаи донесли немцам все, касающееся Карен. В конце концов Мета и Ааге решили продать свой дом в Аалборге и перебраться в Копенгаген под тем предлогом, что у Ааге будет там большее поле деятельности, да и Карен там скорее сможет продолжать свои хореографические занятия.
Летом 1943-го года Ааге стал компаньоном в юридической фирме в Копенгагене. Они надеялись, что в огромном городе с его миллионным населением они легче смогут пройти незамеченными. Они достали подложное свидетельство о рождении, из которого явствовало, что Карен их родная дочь. Карен распрощалась с Моргенсом Сорензеном, испытывая все муки расставания с любимым.
Ханзены нашли очень хорошую квартиру на Сортедамс Доссеринген. Это была улица, утопающая в зелени, с видом на искусственное озеро и с множеством мостов, ведущих в старый город.
Вскоре Карен привыкла к новой обстановке и полюбила Копенгаген. Это был сказочно красивый город. Карен, Ааге и Максимилиан прогуливались часами, знакомясь с достопримечательностями города. В нем было столько чудесных мест: можно было пройтись по порту мимо памятника русалки, вдоль Лангелиние или по пышным садам старого города или по парку Христпанборгского дворца. Тут были каналы и узкие уютные аллеи со старыми пятиэтажными кирпичными домами, нескончаемые вереницы велосипедов и чудесный рыбный рынок на Гаммель-Штраиде, такой большой и шумный, никакого сравнения с базаром в Аалборге.
Однако жемчужиной этого сказочного города было Тиволи - море мигающих огней с каруселями, театрами и ресторанами, с огромными цветниками, детским оркестром и Вивекс-рестораном, с фейерверками и бьющим через край весельем. Очень скоро Карен начала недоумевать, как она жила вдали от Копенгагена.
Однажды Карен вернулась домой бегом. Она побежала по лестнице вверх, вихрем ворвалась в дом, и бросилась обнимать Ааге, который как раз читал газету.
- Папа, папочка!
Она стащила его с кресла, обхватила и пустилась с ним в пляс. Затем она его бросила растерянного посреди комнаты и начала плясать сама, то- и дело подбегая к нему и обнимая. В дверях появилась Мета и улыбнулась.
- Твоя дочь хочет сообщить тебе, что она принята в королевский балет.
- Вот как! - сказал Ааге. - Это же чудесно.
Этой ночью, когда Карен заснула, Мету было не унять.
- Они говорят, что она одна среди тысяч. Пять или шесть лет упорных занятий, и она станет звездой.
- Это хорошо... это очень хорошо, - сказал Ааге, стараясь не подавать вида, как гордится он сам.
Однако далеко не все в Копенгагене было так сказочно благополучно. Каждую ночь земля содрогалась от взрывов, устраиваемых подпольщиками, в воздухе полыхало пламя пожаров, раздавались выстрелы из винтовок и пулеметные очереди.
Саботаж!
Карательная экспедиция!
Полицаи начали систематически разрушать все то, что было дорого датчанам. Наемные датские террористы взрывали театры, пивоваренные заводы и общественные здания. Датские подпольщики отвечали ударом на удар и уничтожали военные заводы, работающие на немцев. Очень скоро не стало ни дня, ни ночи, когда бы не раздавались взрывы и не взлетал в воздух какой-нибудь объект.
Во время немецких парадов улицы пустели. Датчанам не было дела до немецких праздников. Зато в каждый датский национальный праздник улицы были полны народа, и все носили траур. Ежедневные верховые прогулки престарелого короля стали сигналом сбора для сотен и сотен датчан, восторженно приветствовавших его и бежавших за ним.
Положение становилось все более и более напряженным - и, наконец, произошел взрыв! Утром 29-го августа 1943-го года раздался взрыв, оглушивший всю Зеландию. Датский флот сам себя потопил, чтобы блокировать судоходство по каналам.
Немцы пришли в бешенство. Они двинули войска к правительственным зданиям и к королевскому дворцу в Амалиенборге. Королевская гвардия оказала сопротивление. Возникла бурная перепалка, но тут же все было кончено. Место королевской гвардии в Амалиенборге заняли немецкие солдаты. В Данию налетела целая стая немецких генералов, эсэсовцев и гестаповцев, чтобы навести порядок в стране. Датский парламент был распущен, был опубликован ряд декретов. Образцовый протекторат перестал быть "образцом", если он им вообще когда-либо был.
Датчане ответили на мероприятия немцев усилением саботажа. Склады оружия и боеприпасов, заводы, мосты - все летело в воздух. Немцев охватила тревога. Саботаж датчан становился чувствительным.
Из немецкого оккупационного штаба, расположенного в Отеле Данглетэр пришел приказ: все евреи обязаны носить желтую повязку с шестиконечной звездой.
Этой же ночью подпольная радиостанция передала призыв ко всем датчанам: "Король Христиан дал из дворца в Амалиенборге следующий ответ на немецкий приказ о том, что евреи обязаны носить повязку с шестиконечной звездой. Король пояснил, что все датчане равны. Он сам наденет первую повязку и он надеется, что все лояльные датчане последуют его примеру.
На следующий день почти все жители Копенгагена носили повязку с шестиконечной звездой.
Еще через день немцы отменили приказ.
Хотя Ааге и не участвовал активно в движении сопротивления, но его компаньоны по фирме были руководящими членами подполья, и время от времени он получал информацию об их деятельности. В конце лета 1943 года его охватила сильная тревога, и он решил, что Мета должна что-то сделать с Карен.
- Я это знаю точно, - сказал Ааге жене. - В ближайшие месяцы немцы задержат всех евреев в Дании. Мы не знаем только, в какой точно день гестаповцы ударят.
Мета Ханзен подошла к окну и невидящими глазами смотрела на озеро и на мост, ведущий в старый город. День был на исходе, и Карен должна была вот-вот вернуться из балетной школы. Мета строила грандиозные планы, чтобы попышнее отпраздновать тринадцатый день рождения Карен. Это должно было стать незабываемым событием; предполагалось пригласить в Тиволи человек сорок детей.
Ааге зажег трубку и посмотрел на портрет Карен, стоявший у него на столе. Он вздохнул.
- Я ее не отдам, - сказала Мета.
- Но мы не имеем права...
- Тут ведь что-то совсем другое. Она ведь и не еврейка вовсе. У нас имеются бумаги, что она наша родная дочь.
Ааге положил руку на плечо жены.
- Кто-нибудь из Аалборга возьмет и донесет немцам.
- Они не станут заниматься этим. Ведь речь-то идет всего-навсего о ребенке.
- Неужели ты их до сих пор не знаешь? Мета резко обернулась.
- Мы устроим крещение и усыновим ее.
Ааге медленно покачал головой. Его жена опустилась в кресло, кусая губы. Она с такой силой сжала ручки кресла, что руки у нее побелели.
-Что же теперь будет, Ааге?
- Мы тайно соберем всех евреев на зеландском берегу у проливов. Достанем столько лодок, сколько только сможем, и переправим их на лодках в Швецию. Шведы сообщили нам, что они их примут и позаботятся обо всех.
- Сколько ночей я лежала и думала об этом! Я пыталась уверить себя, что бежать для нее опасней, чем остаться с нами. Я еще и сейчас убеждена, что с нами она будет в большей безопасности.
- Подумай, что ты говоришь, Мета!
Мета бросила на мужа взгляд, полный такой отчаянной решимости, какой он еще никогда у нее не видел.
- Я никогда не отдам ее, Ааге. Я просто не могу жить без нее.
Все датчане, к которым обратились за помощью, приняли участие в этой гигантской операции. Все еврейское население страны тайно собрали в Зеландии и переправили на лодках в Швецию, где им уже ничего не угрожало.
Несколько дней спустя немцы организовали по всей стране облаву на евреев, но им не удалось поймать ни одного.
Хотя Карен осталась с Ханзенами в Копенгагене, но ответственность за это решение лежала тяжелым грузом на совести Меты. С этого часа немецкая оккупация превратилась для нее в сплошной кошмар. Она приходила в панику от каждого нового слуха. Раза три или четыре она уезжала с Карен к родственникам в Ютландию.
Ааге принимал все более и более активное участие в движении сопротивления. Каждую неделю он пропадал из дому дня на три, на четыре. Для Меты это были нескончаемые ночи, полные ужаса.
Датское подполье, окрепшее и объединенное, направляло свои удары против немецкого транспорта. Каждые полчаса происходила диверсия на железной дороге. Вскоре вся железнодорожная сеть страны была забита взорванными эшелонами.
Полиция отомстили тем, что взорвали сады в Тиволи, столь дорогие сердцу каждого датчанина.
Датчане организовали всеобщую забастовку. Они высыпали на улицу, построили по всему Копенгагену баррикады, над которыми развевались датские, американские, английские и русские флаги.
Немцы объявили в Копенгагене осадное положение. В немецком штабе в Отеле Данглетэр доктор Вернер Бест в исступлении визжал:
- Теперь это копенгагенское быдло почувствует у меня кнут!
Всеобщая забастовка была подавлена, но Сопротивление не прекращало своей деятельности.
19-ое СЕНТЯБРЯ 1944 ГОДА
Немцы арестовали всю датскую полицию за неспособность справиться с народом и за их открытые симпатии к действиям, направленным против оккупационных властей. Сопротивление организовало смелое нападение на здание немецкого архива и уничтожило его. Было организовано изготовление легкого оружия, мужчины переправлялись в Швецию, где они вступали в датскую освободительную армию, беспощадно расправлялись с полицаями и с прочими изменниками.
В ответ на это полицаи и гестапо расстреливали без разбора направо и налево.
Затем из Германии хлынул через границу поток беженцев. Это были немцы, спасавшиеся от бомбежек, они наводнили страну и распоряжались всем, как у себя дома. Датчане презрительно поворачивали к ним спины.
В апреле 1945 года понеслись всевозможные слухи.
4-го МАЯ 1945 ГОДА
- Мама, папочка! Война кончилась! Война кончилась!
Продолжение (Next page)
http://www.il4u.org.il/library/exodus/